Теория самосознания бердяев. Н.А.Бердяев Русская идея - Контрольная работа
Николай Александрович Бердяев (1874 — 1948) — наиболее крупный представитель русской идеалистической философии ХХ в.
Сам Бердяев определял свою философию как “философию субъекта, философию духа, философию свободы, философию дуалистически-плюралистическую, философию творчески-динамическую...”. Противоположность между духом и природой, по Бердяеву, является главной. Дух — это субъект, творчество, природа — неподвижность и пассивная длительность, объект. Главным элементом в этом противопоставлении выступает субъект, вплоть до того, что, по мнению Бердяева, объективный мир не существует сам по себе, но зависит от воли субъекта, является результатом экстериоризации его личного состояния: “Я не верю в прочность так называемого “объективного” мира, мира природы и истории... существует лишь объективация реальности, порожденная известной направленностью духа”. Это не означает того, что Бердяев был солипсистом, утверждал, что окружающий мир — это лишь комплекс элементов, созданных воображением субъекта. Природа, в которой царствует необходимость и подавляется свобода, где личное, особенное поглощено всеобщим, была порождена злом, грехом. Некоторые исследователи считают, что Бердяев — “один из родоначальников философии экзистенциализма. По его мнению, бытие не является первичным, оно — лишь характеристика “существования” — процесса творческой индивидуальной жизни духа.
Одна из важнейших в философии Бердяева — категория свободы . Свобода, по его мнению, не была сотворена Богом. Вслед за немецким философом-мистиком XVII в. Якобом Бёме, Бердяев считает, что ее источник — первичный хаос, ничто. Поэтому Бог не имеет власти над свободой, властвуя лишь над сотворенным миром, бытием. Бердяев принимает принцип теодицеи, утверждает, что вследствие этого Бог не ответственен за зло в мире, он не может предвидеть действия людей, обладающих свободной волей и лишь способствует тому, чтобы воля становилась добром.
Бердяев выделяет два вида свободы: первичная иррациональная свобода, свобода потенциальная, которая обусловливает гордыню духа и вследствие этого его отпадение от Бога, что в результате приводит к рабству личности в мире природы, объективной реальности, в обществе, где человек для того, чтобы успешно сосуществовать с другими его членами, должен следовать моральным нормам, сконструированным обществом, тем самым реальной свободы нет; и “вторая свобода, свобода разумная, свобода в истине и добре... свобода в боге и от Бога полученная”. Дух побеждает природу, вновь обретая единство с Богом, восстанавливается духовная целостность личности.
Понятие личности также является важным для Бердяева, он разделяет понятия “личность” и “человек”, “индивид” . Человек — божье творение, образ и подобие Бога, точка пересечения двух миров — духовного и природного. Личность — это категория “религиозно-духовная”, спиритуалистическая, это творческая способность человека, реализация которой означает движение к Богу. Личность сохраняет общение “с духовным миром” и может проникнуть в “мир свободы” в непосредственном духовном опыте, по природе своей являющемся интуицией.
Человек, согласно Бердяеву , по своей природе существо общественное, история — это способ его жизни, поэтому Бердяев уделяет большое внимание философии истории. В своем развитии человечество прошло несколько этапов понимания истории. Раннее понимание истории было характерно для греческой философии, осознававшей себя в неразрывной связи с обществом и природой и рассматривавшей движение истории как круговорот. Затем, с возникновением принципа историзма в западноевропейской философии Возрождения и особенно Просвещения появляется новое толкование истории как поступательного развития. Ее наивысшее выражение — “экономический материализм” Маркса. На самом же деле, по мнению Бердяева, существует особое духовное бытие истории, и чтобы его понять, необходимо “постигнуть это историческое, как... до глубины мою историю, как до глубины мою судьбу. Я должен поставить себя в историческую судьбу и историческую судьбу в свою собственную человеческую глубину”.
Историю определяют три силы: Бог, судьба и человеческая свобода . Смысл исторического процесса состоит в борьбе добра против иррациональной свободы: в период господства последней реальность начинает возвращаться к первоначальному хаосу, наступает процесс распада, падение веры, утрата людьми объединяющего духовного центра жизни и наступает эпоха революций. Творческие периоды истории приходят на смену после революций, несущих разрушение.
Широко известную книгу “Смысл истории” Бердяев написал в 1936 г. В ней он подчеркивает, что хотя творческий период истории вновь начинается после эпохи потрясений, его лозунгом становится освобождение творческих сил человека, т. е. акцент ставится не на божественное, а на чисто человеческое творчество. Однако человек, отвергая высокий принцип божественного, подвергается опасности нового рабства, на этот раз в лице “экономического социализма”, утверждающего принудительное служение личности обществу во имя удовлетворения материальных потребностей. Единственная разновидность социализма, которую может принять Бердяев, — это “персоналистический социализм”, признающий высшие ценности человеческой личности и ее право на достижение полноты жизни.
Свои размышления о судьбе России и ее месте в историческом процессе Бердяев изложил в книге “Истоки и смысл русского коммунизма”, опубликованной в 1937 г. Россия по своему географическому и духовному положению находится между Востоком и Западом, и русскому менталитету свойственно совмещение противоположных начал: деспотии и анархии, национализма и универсального духа, склонной к “всечеловечности”, сострадательность и склонность причинять страдания. Но самой характерной его чертой является идея мессианства, поиска истинного божьего царства, обусловленные принадлежностью к православию. Бердяев выделяет пять периодов в истории России, или “пять Россий”: “Россию киевскую, Россию татарского периода, Россию московскую, Россию петровскую, императорскую и, наконец, новую советскую Россию, где победил специфический, русский коммунизм, обусловленный особенностями .
Среди философов русского зарубежья творчество Бердяева было самым значимым, он внес самый весомый вклад в развитие онтологии и гносеологии, философской антропологии и этики.
Сегодня достаточно признано то, что минимизация остроты национальных отношений в России и будущее страны в немалой степени будут зависеть от решения проблем русских в России и за её пределами. Подобные констатации важности решения “русских проблем” для дальнейшего развития страны и постсоветского пространства, на наш взгляд, вполне уместны и оправданны, что инициирует необходимость их научной рефлексии. Заметим, что проблемы русского народа – одни из давних, и появление их в границах предметного поля целого ряда наук было инициировано процессами формирования русского национального самосознания, наиболее отчётливо проявившимися ещё в 30-е годы XIX в. Важную лепту в их изучение внесли выдающиеся русские мыслители – учёные, писатели, публицисты (Н. Бердяев, И. Ильин, Л. Толстой и мн. др.).
За почти двухвековую историю изучения “русских” проблем оформился целый корпус научных публикаций, посвящённых различным сторонам и особенностям исторического и нынешнего положения и существования русского народа. Вполне органично в эту базу знаний влились исследования постсоветского периода, благодаря которым с начала 1990-х гг. был поднят целый пласт проблем, ещё недавно по идеологическим соображениям находившихся под гласным (либо негласным) запретом.
Целью данного реферат является рассмотрение ряда наиболее важных тенденций, которые проявились и обнаруживаются на нынешнем этапе развития русского этноса. Актуальность и правомерность такого обращения обусловливается целым рядом принципиальных моментов объективного характера.
Исследовать русское национальное самосознание чрезвычайно трудно. Этому имеется множество причин. От неясности границ самого феномена до споров о том, что же такое «русскость». Существует ли она вообще и чем определяется? И наконец, русские – родство по крови или общность культуры? Список вопросов и полярных позиций можно продолжать долго.
Своеобразие каждого периода нашего прошлого заставляет некоторых исследователей вообще отказаться от употребления такого понятия, как «русское национальное самосознание». Потому, например, что не существует единого русского самосознания, может быть лишь самосознание отдельных народов России, социальных групп. Основной вывод – не бывает общего самосознания у людей с разным мировоззрением.
Как бы ни противопоставляли себя друг другу различные деятели, все равно они воспитаны в традициях и ценностях одной культуры. И если приподняться над предметом их споров, то всегда найдется некое общее основание, которое и породило саму тему для разногласий.
Например, принято сравнивать идеологию «западников» и «славянофилов», выводить противоположные позиции, причислять к различным лагерям. Однако оба эти течения русской общественной мысли XIX века ученые причисляют к либеральному направлению.
Итак, приверженность людей одной эпохи и культуры к противоположным мировоззренческим, идеологическим взглядам еще не отвергает у них общих констант, специфики их национального самосознания.
Даже выделение Н.А. Бердяевым «пяти разных Россий» в истории нашего отечества не может утверждать обратного. Способен ли народ сохранять свое существование в прежнем качестве, не имея для этого самосознания, которое, в свою очередь, опирается на культуру народа? А культура сама по себе и есть выражение жизни нации.
Совершенно справедливо возражение, что русское национальное самосознание не представляет собой чего-то цельного и завершенного. Однако его история и философское осмысление отечественными и зарубежными мыслителями заставляют предположить наличие общих констант или оснований, обнаруживающих себя в каждый исторический период жизни нашего народа.
Безусловно, каждый период русской, российской, советской и снова российской истории очень самобытен, порой опровергает предыдущий. Тем не менее, очевиден единый фундамент, позволяющий понимать все названные выше периоды как периоды истории и культуры одного народа.
Понятие соборности Нужно сказать, что соборность – это какое-то особое слово для русского человека. Даже если сделать скидку на моду, всё равно – от кого только не услышишь о соборности и каких только соборов не созывалось за последние годы. Например, о соборности говорили на III Всемирном Русском Народном Соборе в декабре 1995 года.
«Применительно к рабочему движению и профсоюзам соборность преломляется в слово «солидарность», и эти слова как бы идут друг за другом» (председатель Федерации профсоюзов М.В. Шмаков). «Коллективизм и соборность, на наш взгляд, – это способ совместного проживания в деревне» (председатель Аграрной партии М.И. Лапшин). А вот что писал о соборности Л.Н. Гумилев: «В Евразии политическая культура выработала свое оригинальное видение путей и целей развития. Евразийские народы строили общую государственность, исходя из первичности прав каждого народа на определенный образ жизни. Таким образом обеспечивались и права отдельного человека. На Руси этот принцип воплотился в концепции соборности и соблюдался совершенно неукоснительно».
Органическое единство общего и единичного нашло выражение в понятии соборности. Это центральное понятие русской философии, слово, не поддающееся переводу на другие языки, даже на немецкий – самый всеобъемлющий по части философской терминологии.
Собор – это церковь, куда приходят все вместе, следуют общему ритуалу, но каждый остается самим собой, возносит к Богу свою персональную молитву. Другое значение слова собор – собрание, церковный съезд; немецкий эквивалент – das Konzil. На этом основании С. Франк предложил соборный переводить как Konziliarisch. Л.Карсавин возражал, отмечая, что соборный не означает «признающий соборы как высший авторитет», карсавинский перевод – symphonisch («соборность – это симфония, гармоническая согласованность, всеединство»).
Почти все русские философы так или иначе касались проблемы соборности, по-своему её понимая и истолковывая: то как «всеединство» у Вл. Соловьёва, то у С.Л. Франка – как «внутреннее органическое единство, лежащее в основе всякого человеческого общения, всякого общественного объединения людей».
Первичной и основной формой соборности Франк считал единство брачно-семейное, затем видел её проявления в религиозной жизни, и наконец – в «общности судьбы и жизни всякого объединения множества людей». П.А. Флоренский подчеркивал, что «русское церковное словоупотребление и русское богословие употребляют слово «соборность» в таком обширном смысле, какого оно не имеет в других языках, причем оно выражает собою самую силу и дух православной церковности».
Современный философ В.Н. Сагатовский пишет о соборности следующее: «Соборность – этим словом можно предельно кратко выразить сущность русской идеи... Разумеется, для более полного раскрытия русской идеи потребуются и другие ценности и понятия. Но все они так или иначе вытекают из соборности, конкретизируют ее, являются разверткой богатейшего содержания этой первоначальной интуиции русского духа. Соборность является его первой характеристикой исторически, логически, мировоззренчески. Исторически – поскольку это первое понятие русской идеалистической философии, явившееся в трудах А.С. Хомякова результатом осмысления одноименной фундаментальной ценности Православия.
Логически – поскольку является основополагающей категорией русской философии. Мировоззренчески – поскольку содержит в себе основной принцип отношения к миру, выражающий существо русской ментальности».
Соборность – слияние индивидуального и социального. Это общее, которое включает в себя богатство особенного и единичного. Парадокс русской соборности заключается в ее инверсии, то есть переходе от одного крайнего состояния в другое: от единства (согласия) к своеволию (нетерпимости). Поэтому соборность может проявляться не только в единстве и согласии, но и охлократизме, нетерпимости, склонности к насилию по отношению к «не нашим», укрывшись за «мы». Соборность проявляется в любви как отказе от всего «своего», от самого себя ради других, в свободной жертве, в самоотдаче. В этом плане истинная любовь является отрицанием свободы как эгоистического самоутверждения личности. В российской соборности обнаруживается вторичная ценность свободы (в контексте самоутверждения) по сравнению с равенством и справедливостью, а также тяготение к охлократическому толкованию свободы как воли. Поэтому в контексте соборности общественное принуждение существует не только благодаря насилию, оно является следствием неготовности людей к свободе, сопряженной с ответственностью.
Русские склонны к формальной свободе произвола (своеволию), которая является оборотной стороной подчинения или рабства.
Русский человек скорее предпочтет государственность, а не политическую свободу, и в этом он – не раб, а патриот. Российская соборность есть не только растворение «я» в «мы», но и такая социальная ориентированность (общинность), которая проявляется в доверии и взаимопомощи, регламентированности отношений не законом, а нравственностью.
Безусловно, соборность в иллюстрации русских философов и славянофилов – идеальная величина. Полностью осуществить в конкретном обществе и в настоящее время её основные идеи невозможно. Тем не менее, принцип соборности, сформулированный отечественными мыслителями, прослеживается на всех этапах нашей истории и культуры, является основным при изучении русского национального самосознания.
Как известно, русские выступали и выступают этническим ядром России. Численно они доминируют в большинстве сфер и структур российского общества: этнической (по данным последней переписи, доля русских составила 79,8%, или 4/5 в общей численности населения страны), территориально-поселенческой (русские живут сплошь на всей территории страны, количественно преобладая в большинстве регионов и в крупных городах), социально-классовой (русские составляют “ядро” рабочего класса, крестьянства, интеллигенции), социально-профессиональной (русские – костяк инженерного, научного, педагогического, офицерского и других корпусов страны) и т.д.
В соответствии с существующими нормами международного права русские в Российской Федерации фактически представляют собой государствообразующий этнос. Хотя подобный внутригосударственный статус сегодня законодательно никак не закреплен, тем не менее таковой косвенно за русскими признаётся в Концепции государственной национальной политики России, постулирующей, что “межнациональные отношения в стране во многом будут определяться национальным самочувствием русского народа, являющегося опорой российской государственности”
Из данной констатации следует, что оптимальное состояние и развитие этно-национального самосознания, мироощущения и самочувствия русского этноса должны выступать важнейшими, существенными факторами и основой эволюции этносферы и межнационального мира в России, важных решений в области национальной политики и представлять собой весьма значимую научную и политическую проблему.
Однако сегодня, как констатируют (и вполне оправданно) исследователи, кризисные тенденции и изменения, выявляемые в развитии этно-национального самосознания всех российских народов, приобрели в самосознании русских объективно наиболее тяжёлый и весьма заострённый характер, обусловив преимущественно негативную направленность его эволюции.
Важнейшей причиной негативации этнического самосознания русских явилось крушение их “державного” самовосприятия и соответствующей системы ценностей, стереотипов, установок. Распад СССР – страны, тяжело создававшейся и созданной вековыми усилиями прежде всего предшествующих поколений русских людей, стал для русских шоковым событием. Русский народ оказался в совершенно новой исторической ситуации. Результаты распада – одномоментная сдача позиций “великой державы” и утрата русскими присущего им ещё недавно высокого наднационального (цивилизационного) статуса – ядра и скрепы евразийской общности, российской цивилизации, равно как и общегражданского (внутристранового) статуса, разрушение сложившегося символического мира и присущего ему типа социализации, а также последовавшие вслед за этим системный кризис российского социума и его важнейших структур, идеологический вакуум и отсутствие отчётливо артикулированных идеалов и консолидирующей идеи, ценностная дезориентация и неадекватная самооценка – до сих пор осознаются, в той или иной мере переживаются и во многом детерминируют самосознание русских, негативизируя восприятие многих позитивных явлений их нынешнего бытия.
Страшным объективным следствием всех этих проблем стал процесс депопуляции русских, печально знаменитый “русский крест” – стремительное прогрессирующее снижение рождаемости, обусловливающее и интенсифицирующее процессы демографического старения русского этноса при одновременном опережающем росте смертности русских, причём как в срединных областях России, явившихся историческим ядром Русского государства, так и на её окраинах. Отметим, что часть отечественных исследователей в своих оценках демографических трансформаций, происходящих в русском этносе, настаивает на термине “демографическая катастрофа”, полагая, что называть по традиции депопуляцией то, что происходит с русскими, значит преуменьшать масштабы их бедствия.
Взаимодействуя с остальными, каждый из указанных процессов и явлений усиливает и обостряет ситуацию, выступая для русского самосознания основой серьёзнейшей “культурной травмы” (П. Штомпка) и развития своеобразного “комплекса неполноценности”, тем самым консервируя и подпитывая состояние фрустрации и фрустрированное самосознание значительной части представителей субэтнических и этнодемографических групп русского населения.
Общей констатацией стало то, что для русских, проживающих в разных регионах страны, почти одинаково присуще “расколотое”, многоуровневое аморфное самосознание и отсутствие чёткой этнической самоидентификации. C одной стороны данного рода аморфность и идентификационная “расплывчатость” вполне объяснимы, поскольку изначально предзаданы и детерминированы как численностью русского этноса (это одно из самых больших, по терминологии Б. Андерсона, “воображаемых сообществ” в мире), так и пространственно-территориальной “разбросанностью” групп русского населения как внутри, так и за пределами России. К тому же “расколотость” и гетерогенность русского этнонационального самосознания обусловливаются целым рядом объективных социальных различий его носителей – их различными видами социально-профессиональной деятельности, уровнем образования и квалификации, местом в социально-иерархической системе управления обществом, имущественным положением, социально-демографической (поколенческой) дифференциацией и т.п. Однако, с другой стороны, всё перечисленное при отсутствии внешних и внутренних объединяющих мобилизационных импульсов (в виде прежде всего консолидирующих этнос идей будущности) лишь, к сожалению, усиливает и углубляет дезинтегрирующие процессы в русском народе и его самосознании.
В то время как этнонациональное самосознание большинства (и не только титульных) этносов как бывших советских республик, так и республик в составе Российской Федерации значительно возросло, у русских, напротив, отмечается самый низкий показатель потребности в этнической аффилиации, солидарности (т.е. потребности ощущать себя частью определённого этнического сообщества) независимо от того, живут они на территории республик РФ или в областях, причём он значительно ниже минимальных показателей из демонстрируемых представителями других этносов
Одним из существенных факторов негативации этнонационального самосознания и негативной самоидентификации русских выступает законодательно-правовое их игнорирование. В Конституции Российской Федерации какое-либо упоминание о русских, к сожалению, вообще отсутствует, если не брать во внимание, бесспорно, весьма важное признание и утверждение в ней русского языка в качестве государственного (что, впрочем, объясняется не столько его соотнесённостью с русским этносом, сколько данью исторической традиции и территориальной его распространённостью).
Никаких иных положений и/или специальных документов, связанных с русским народом, в российском законодательстве не имеется. Несмотря на то, что в ноябре 1998 г. в Госдуме были проведены парламентские слушания “О концепции по разработке государственной программы национально-культурного развития русского народа”, констатировавшие, что русский народ продолжает оставаться основой современной российской государственности, благодаря чему в стране сохраняются уникальное единство и многообразие, духовная общность и союз различных народов, и Комитет Госдумы по делам национальностей разработал проект федерального закона “О русском народе”, рассмотренного на парламентских слушаниях 25 мая 2001 г., дальше этого дело не пошло. В то же самое время в отношении других народов России за прошедшие полтора десятилетия выстроена и успешно реализуется законодательная система, начиная с соответствующих статей Конституции РФ и заканчивая разного рода региональными законодательными установлениями.
Как следствие всего этого – отсутствие ответственности государства за нравственно-психологическое, демографическое, культурное состояние русской нации. В результате в ряде республик выявляются резкие диспропорции в представительстве русских в наиболее престижных сферах деятельности, прежде всего в органах государственного управления, что выступает как проявление этнического протекционизма и национализма политической элиты “титульных народов”. Ответно развивается русский национализм, который выступает в качестве негативной реакции на процессы региональной (читай: республиканской) автономизации.
Нельзя не замечать, что игнорирование русского народа в качестве государствообразующего этноса уже привело к следующим отчётливо негативным тенденциям и процессам, влияющим на негативацию мировосприятия и мироощущения русских. В ряде субъектов РФ русские сегодня воспринимаются и реально рассматриваются как “этническое меньшинство”. Такой “статус” они обрели прежде всего и главным образом в тех национальных республиках, где численно доминируют “титульные” этносы (в Дагестане, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Туве, Чеченской Республике, Чувашии, Саха-Якутии). Данная ситуация детонирует в обществе дискуссии о праве русских на свою национально#культурную автономию. С одной стороны, уже сам факт инициирования подобного рода дискуссий воспринимается чем-то весьма абсурдным и парадоксальным, поскольку речь идёт о самом многочисленном этносе страны. Однако, с другой стороны, он свидетельствует о попытках дискутантов.
Серьёзным следствием политико-правового игнорирования русских является то, что в ряде субъектов РФ начались и активно идут произвольные дезинтеграционные процессы расщепления русского народа на части и противополагания ему как целому некоторых его субэтносов (этноисторических групп). Инициаторами данных процессов, как ни странно, выступили руссконаселённые регионы. Так, например, в законодательно установленном и действующем Уставе Ростовской области говорится о русских и казачестве; уставах Краснодарского края и Ставрополья – о казачестве и русских; Уставе Магаданской области – о русских и старожилах; Уставе Архангельской области – о русских и поморах.
Это обусловило и детерминировало выделение, в частности, казаков и поморов в отдельные этнические категории в итоговых статистических таблицах переписи 2002 г., а в приводимой в них графе “русские” – перечисление самоназваний большого ряда русских субэтносов (затундренные крестьяне, индигирщики, каменщики, карымы, кержаки, колымские, колымчане, ленские старожилы, мезенцы, обские старожилы, походчане, русско-устьинцы, семейские, якутяне, ямские).
Несомненно, подобные процессы объективно способствуют негативации и “расколотости” этнонационального самосознания русских по линиям субэтнических самосознаний, формированию в общественном мнении факта отсутствия русских как единого народа в этническом пространстве России.
К сказанному следует добавить и то, что в правовом отношении сегодня немалая часть русских (что связано с последствиями распада СССР) определяется российским законодательством как “вынужденные переселенцы”, “беженцы”. При этом статусные роли и положение представителей данных групп регулируются различными законодательными актами, что в целом ведёт к углублению их социально-статусных неравенств и катализирует процессы разобщённости и дезинтеграции русских.
В силу актуализации в нынешнем российском этнополитическом пространстве этнических неравенств и иных рассмотренных выше обстоятельств этничность постепенно, хотя по большей части неосознанно, становится “базовой” ценностью и для русских. По мнению исследователей, к этому русских принуждают многочисленные нарушения прав и законных интересов русских людей, принявшие в отдельных регионах регулярный характер. Здесь также можно указать на существование плохо скрываемой русофобии даже в самой России, проявляющейся в воспроизведении посредством различных СМИ мифов о русских (миф о “России – тюрьме народов”, о “русском великодержавном шовинизме”, о “насильственной русификации”, об “имперских амбициях русских” и т.п.).
Как следствие всего этого, начавшиеся с середины 1990-х гг. процессы оттока русских из национальных регионов России, которые вместе с идущими с 1991 года (отчасти и ранее) процессами возвратной миграции русских из прежде освоенных территорий бывших национальных республик СССР образуют, на наш взгляд, единый процесс – процесс этнодискриминации русских и обусловливаемое им сжатие жизненного пространства русской ойкумены. Разработанные за последние годы и ориентированные на качественный перелом ситуации общефедеральные законодательные акты и программы, и прежде всего “Основные положения региональной политики в Российской Федерации” (1996 г.), “Федеральная целевая программа снижения дифференциации в социально-экономическом развитии регионов” (2000 г.), “О федеральной поддержке особо нуждающихся депрессивных и отсталых территорий Российской Федерации” (2001 г.), “Федеральная целевая программа «Сибирь»” и др., либо вообще не содержат, либо неоправданно мало касаются проблемы создания механизмов реализации нужд, потребностей и интересов именно русского населения.
В настоящее время, когда мировой финансовый кризис вызвал стагнацию в развитии крупнейших держав мирового сообщества, Россия не осталась в стороне от его деструктивных последствий. Социальные противоречия в российском обществе, возникшие в ходе реформ 1990-х годов, с развитием рыночной экономики и становлением так называемого гражданского общества, в настоящий момент времени усугубились.
Однако сейчас, именно в условиях глобального кризиса, когда экономическая и социальная модели США доказали свою несостоятельность, Россия получила возможность укрепить свои позиции в мировом сообществе, возродить имидж великой державы, который был ею утрачен. Отсюда вопрос о национальной идентичности и национального самосознания приобретает особую актуальность.
Проблема русского национального характера давно вызывает интерес исследователей. В России работы об этом феномене стали появляться с 40-х годов XIX в. Их целью был прогноз развития российского общества в условиях цивилизационно-культурного выбора. В рамках философского подхода феномен национально-этнического сознания (прежде всего, русского) интересовал П. Чаадаева, В. Розанова, П. Милюкова, С. Булгакова, С. Франка, Г. Шпета, Н. Бердяева, Л. Карсавина и других.
Причинами социальных противоречий российского общества выступают не только политические, исторические, географические, экономические факторы, но и факторы духовные, которые обуславливают своеобразие русского национального характера. Под своеобразием понимается особенное духовное состояние русского народа или его национальный характер, менталитет, который проявляется в особенностях поведения и отношения к окружающей действительности.
Одним из крупнейших мыслителей, который посвятил множество работ исследованию русского национального характера, является Н.А. Бердяев. Одной из важнейших черт, раскрывающих специфику русского национального характера, мыслитель называет его крайнюю противоречивость, антиномичность, которая, по его мнению, прослеживается во всем. Философ говорит о том, что Россия – самая безгосударственная, самая анархическая страна в мире, анархизм, по его мнению, – явление русского духа. Но, в то же время, Россия и самая государственная, самая бюрократическая страна в мире, утверждает Н. Бердяев, ибо все в России превращается в орудие пытки, а самый безгосударственный анархический народ покорен бюрократии и «как будто даже не хочет свободной жизни».
Россия, по Бердяеву, самая не буржуазная страна в мире, земля странников, искания Божьей правды. Странник – самый вольный человек на земле, свободный от быта, семьи и обязанностей перед обществом. В душе народной, полагает философ, – «некое бесконечное искание невидимого града Китежа, абсолютной божественной правды и спасения для всего мира». Н. Бердяев предлагает и антитезу: Россия – страна «неслыханного сервилизма и жуткой покорности, страна, лишенная сознания прав личности, страна инертного консерватизма».
К мнению Н.А. Бердяева присоединяются и другие исследователи. Так, по мнению английского исследователя М. Бэринга, «в русском человеке сочетаются Петр Великий, князь Мышкин и Хлестаков». В.Н. Сагатовский предлагает иное, пожалуй, еще более точное сравнение – братьев Карамазовых как наш коллективный портрет. «Бескорыстие любви Алеши, неудержимость эмоционального порыва Дмитрия, до конца идущая рефлексия Ивана, подлая маргинальность Смердякова» – все это, по его мнению, сочетается в характере русского народа.
В чем же заключается источник такой противоречивости? Современный исследователь З.В. Сикевич считает, что одна из причин – географическое положение России. По его мнению, склад земли и государства («русская душа ушиблена ширью») требовал централизации и подчинения всей жизни государственному интересу. «Удержание необъятных пространств порабощало индивидуального человека: землепроходцы XVI–XVII вв., работая на приращение государства, в то же время, устремляясь в неизведанные пространства, освобождались от мощной государственной «десницы» точно также как и мужики, сбегавшие на Дон, к казакам, не только от помещика, но, в конечном счете, от государства».
Не меньшее значение традиционно имело и географическое расположение этого пространства – на стыке Европы и Азии. Отсюда проистекает философская концепция евразийства, которая основывается на двойственности природы народа и государства в равной степени и европейского и азиатского. Главный теоретик данного направления философской мысли – Лев Гумилев. Концепция евразийства подтверждает тезис о двойственной, противоречивой природе русского национального характера, вызванной географическими факторами.
Таким образом, необъятность русской земли, ее порубежное состояние действительно во многом определили исторические судьбы русского народа, его национальный характер.
Следующим и одним из важнейших факторов к раскрытию русского национального характера является религиозный фактор, а именно православие. Именно с православием связаны идеи соборности и мессианского предназначения России, которые являются основными сущностными характеристиками русского национального характера. Идеи соборности подробно раскрываются в учениях славянофилов и В.С. Соловьева.
Под соборностью славянофилы понимали «единство во множестве», в это понятие входят те элементы народного сознания, которые соответствуют «коренным», «органическим» началам славянской нации. Эти начала заложены в православии. Концепция «положительного всеединства» В.С. Соловьева развивает славянофильскую идею «соборности». Под «положительным всеединством» мыслитель понимает такое единство, в котором единое существует «в пользу всех». Это единство народа вокруг общего идеала, выразителем которого является Церковь. В. Соловьев считал, что развитие общества может осуществляться только как развитие единого существа, содержащего в себе множественность «элементов, внутренне между собою связанных», то есть как живой организм. В этой связи следует отметить понимание нации и соборности другим выдающимся мыслителем С.Н. Булгаковым. Вслед за славянофилами и В. Соловьевым, он считает, что «нация – это творческое живое начало, как духовный организм, члены которого находятся во внутренней живой связи с ним».
Из идеи соборности проистекает следующая выдающаяся черта русского национального характера – вера в особое предназначение России, которая получила название мессианства. Так как православие, по мнению славянофилов – истинная религия, а Россия – носительница православной веры, то историческая миссия России заключается в том, чтобы нести православие и его ценности всему миру, и это приведет Россию к мировому лидерству. Об этом же говорит и Н.А. Бердяев, который трактует русское национальное сознание как мессианское. По его мнению, мессианство России заключается в том, что в наступающую мировую эпоху Россия призвана сказать свое новое слово миру. «Славянская раса, во главе которой стоит Россия, должна раскрыть свои духовные потенции, выявить свой пророчественный дух. Славянская раса идет на смену другим расам, уже сыгравшим свою роль, уже склоняющимся к упадку; это – раса будущего».
Соборность и мессианство, порожденные православием, обуславливают специфику мышления русского народа. По мнению Н.А. Бердяева, русскому народу свойственна природа общинного сознания, что отличает его от западно-европейского индивидуализма. Только в коллективе человек может проявить свои лучшие качества, такие как любовь и сострадание. В коллективе на первый план выходит не любовь к самому себе (эгоизм), а любовь к ближнему, под которым понимается в первую очередь, любовь к своему народу и государству . По мнению современного исследователя Андреева А.П., «коллективизм есть более высокий уровень организации человека, способный порождать, обуславливать надындивидуальные цели и ценности, становясь гарантированной защитой от обездушивания и прагматизации нации».
Множество нерешённых проблем, составляющих “русский вопрос”, обусловливает и непосредственно влияет на процесс демократизации в нашей стране, возникновение коммуникативного пространства, ориентированного на консолидацию российского общества. Минимизировать реальную остроту “русского вопроса” в России возможно путём разработки, принятия и реализации реально выполнимых общефедеральных либо собственно региональных постановлений, положений и программ, нацеленных на качественное изменение жизни русского населения в регионах, путём выделения дополнительных дотаций на изменение его жизненных условий, улучшение системы образования и здравоохранения, социальной инфраструктуры и т.п. Только благодаря именно подобной действенной помощи и поддержке возможно улучшение социальных и экономических параметров бытия и, как следствия, самочувствия русских в стране.
В работе рассмотрен наиболее выдающиеся черты русского национального характера, которые образуют его уникальный духовный склад – менталитет. К ним относятся – крайняя противоречивость русского характера, порожденная географическим положением России, ее расположением на стыке Европы и Азии; соборность и мессианизм, порожденные православием; коллективизм и общинное сознание русского народа. Раскрытие данных особенностей русского национального характера и их взаимосвязь с историческими, политическими, социально-экономическими факторами позволяют рассматривать эти специфические черты в качестве национальных истоков социальных противоречий в российском обществе.
1. Андреев А.П. Западный индивидуализм и русская традиция // Философия и общество. –2001. – №4. – С. 98–126.
2. Бердяев А.Н. Судьба России. – М., 1991. – С. 67–80.
3. Булгаков С.Н. Размышления о национальности // Соч. в 2 т. Т. 2. – М.: Наука, 1993. – С. 437–445.
4. Волкогонова О.Д., Татаренко И.В. Этническая идентификация русских, или искушение национализмом // Мир России. 2001. № 2. С. 149–166 и др.
5. Волкогонова О.Д., Татаренко И.В. Этническая идентификация русских или искушение национализмом // Мир России. 2001.№ 2. С. 152–153.
6. Громыко М.М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян в XIX в. М., 1988. 270 с.
7. Гудков Л. К проблеме негативной идентификации // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2000. № 5 (49). С. 35–44.
8. Гумилев Л.Н. От Руси до России. СПб., 1992. C. 255.
9. Гундаров И.А. Демографическая катастрофа в России: причины, механизм, пути преодоления. М.: Эдиториал УРСС, 2001;
10. Гундаров И.А. Духовное неблагополучие и демографическая катастрофа // Общественные науки и современность. 2001. № 5. С. 58–65 и др.
11. Гундаров И.А. Пробуждение: пути преодоления демографической катастрофы в России. М.: Центр творчества “Беловодье”, 2002;
12. Концепция государственной национальной политики Российской Федерации // Национальная политика России: история и современность. М.: Русский мир, 1997. С. 659.
13. Круговых И.Э. Вопросы правового положения русских в России: выступление на заседании клуба “Российский парламентарий” // http://www.rustrana.ru/article.php?nid=3175
14. Лосский Н.О. Характер русского народа // Условия абсолютного добра. – М., 1992. – С. 238–250.
15. Малькова В.К. Русское население в российских республиках. М.: ИЭА РАН, 1996. Вып. № 95 и др.
16. О поправках к Уставу (Основному закону) Ставропольского края (в ред. Закона от 9 июня 2000 года № 19-КЗ). Ст. 3.Ч. 9 // http://www.stavropol.vybory.izbirkom.ru;
17. Сагатовский В.И. Русская идея: продолжим ли прерванный путь? – СПб., 1994. – С. 169–178.
18. Сагатовский В.Н. Русская идея: продолжим ли прерванный путь? СПб., 1994. С. 104.
19. Сикевич З. В. Национальное самосознание русских (социологический очерк). М.: Механик, 1996;
20. Сикевич З.В. Национальное самосознание русских. – М., 1996. – С. 61–79.
21. Сикевич З.В. Расколотое сознание. СПб.: СПбГУ, 1996;
Соловьев В.С. Россия и Вселенская церковь. – М., 2004. – С. 89–100.
22. Степанов В.В. Этническая идентичность и учет населения (как государство проводило Всероссийскую перепись – 2002) // Этнография переписи 2002. М.: Авиа-издат, 2003.
23. Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. М.: ГУП “Облиздат”, ТОО “Алир”, 1998. С. 23.
24. Третий Всемирный Русский Народный Собор. Россия и русские на пороге XXI века. М., 1996. C. 3, 191.
25. Троицкий Е.С. Что такое русская соборность? М., 1993. С. 14.
26. Устав Архангельской области (в редакции от 21 июня 2005 г.). Гл. 1. Ст. 3, п. 6 //http://constitution.garant.ru/DOC_25100002.htm
27. Устав Краснодарского края (с изменениями от 4 января 2001 г.). Разд. 1. Ст. 2, п. 1. // http://kpd.nvrsk.ru/bib/ustav.rtf;
28. Устав Магаданской области (в ред. Закона Магаданской области от 29 апреля 2006 г. № 704-ОЗ). Ст. 29, п. 1 // http://www.magadan.ru/laws/ustav.php;
29. Устав Ростовской области (в ред. областных законов). Гл. 9. Ст. 77–80 // http://www.donland.ru/content/info.asp?partId=5&infoId=1103&topicFolderId=33&topicInfoId=0;
30. Шестопал Е.Б., Брицкий Г.О., Денисенко М.В. Этнические стереотипы русских // Социс. 1999. № 4. С. 62–70;
31. Ямсков А.И. Русское население в полиэтнических районах Закавказья, Сибири и Урала. М.: ИЭА РАН, 1997. Вып. № 107;
В понятие Русская идея сегодня так много всякого разного вкладывается, совершенно вне того смысл, который разрабатывали русские философы, в частности - С.Л.Франк и Н.А. Бердяев.
РУССКАЯ ИДЕЯ КАК ХАРАКТЕРИСТИКА НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ И КУЛЬТУРЫ (С.Л.Франк и Н.А. Бердяев о русской идее)
Мыслители Русского Ренессанса широко использовали понятие «русская идея», – которое ввел Владимир Соловьев с целью определения «смысла существования России во всем мире», – -для выявления особенностей и характерных черт национального мировоззрения, сознания, миропонимания, мышления. В данной статье рассказывается об интерпретации русской идеи в творчестве мыслителей Русского Ренессанса – С.Л.Франка и Н.А.Бердяева. Статья будет дополняться другими материалами, поскольку работа, отрывок из которой здесь публикуется, называется «Русская идея в творчестве мыслителей Русского Ренессанса».
В первых десятилетиях ХХ в. в России возникает уникальное духовное явление – русский ренессанс. Это религиозно-философское движение характеризует не возрождение образцов античности, а возрождение традиций русской философии и культуры. Русский Ренессанс представляют Н.А.Бердяев, С.Л.Франк, А.Ф.Лосев, И.А.Ильин, А.П.Флоренский, братья С. и Е. Трубецкие, а также другие мыслители, большая часть жизни которых прошла в эмиграции - этой участи избежал, пожалуй, только Лосев.
Мыслители Русского Ренессанса широко использовали понятие «русская идея», которое ввел Владимир Соловьев с целью определения «смысла существования России во всем мире», для выявления особенностей и характерных черт национального мировоззрения, сознания, миропонимания, мышления.
Обращаясь к наследию нашей культуры, в первую очередь Х1Х столетия, философы Русского Ренессанса считали, что религиозно метафизическому мировосприятию, характерному для русского сознания, гораздо больше соответствует онтологическая постановка проблем бытия, чем рационалистическая. Онтология в отечественной философии развивалась, с одной стороны, восприняв формы европейской онтологической мысли, с другой, и в не меньшей степени, в соответствии с природой собственного национального мышления. Характеристики русского сознания, мировоззрения, миропонимания, мышления сосредотачивает так называемая РУССКАЯ ИДЕЯ.
1. Характер и особенности русского мировоззрения в экзистенциальной онтологии Франка
В истории русской философии немало многогранных философов, в творчестве которых синтезирован опыт многовековой отечественной духовной культуры и принципов новой философии ХХ века. Среди них Семен Людвигович Франк, философия которого унаследовала традиционную проблему русской философской мысли - проблему духовного спасения человека, и не просто человека, а человека верующего. С другой стороны, наследие Франка отразило кризис, характерный для европейской культуры перелома веков в целом, «экзистенциальный кризис», который выразился «прежде всего в утрате веры в идеалы» или «кумиры» - духовные, творческие. По мнению Франка, вера в Бога и христианские ценности сменилась «верой во всемогущество человека изменять мир с помощью науки и техники», что явилось следствием утилитарного восприятия гносеологии и рационализма, привнесенных в русскую философскую мысль западной культурой.
Но и на самого Франка оказывает определенное влияние европейская философия, только он выбирает в качестве своих единомышленников и учителей не Гегеля, или Канта (что было характерно для философии ХIХ века, да и в начале века 20-го гегелизм и кантизм в России оставались как достаточно значимые философские направления), а Экхарта и Николая Кузанского. Их традиции он продолжает в исследовании проблем реальности.
Франк предлагает рассматривать, реальность в двух ипостасях. Первая – это предметный мир, доступный научному познанию и оценке в понятиях, в котором протекает наша обыденная жизнь. Вторая – непостижимая тайна, которая присутствует в каждой вещи, в каждом явлении, что очевидно в детстве, когда разум еще не искушен знанием. Философское осмысление этих ипостасей приводит к выводу, что любое знание сопровождается незнанием - знание и незнание изначально внутренне смешаны. Поэтому вся реальность сверхрациональна и непостижима по существу. Бытие, как истинная трансрациональная реальность, не может быть объяснено умственным анализом, а лишь пережито. Мышление не объясняет бытие, а является его составляющей. Бытие, по Франку, – Всеединство, которое включает в себя Абсолютное – Бога. Таким образом, Франк продолжает традицию философии Всеединства в русской мысли, русского мировоззрения.
В творчестве Франка просматривается не просто продолжение тех или иных традиций и особенностей русского философского мировоззрения, а формируются собственно эти особенности и само мировоззрение. Такой вывод напрашивается, если исходить из идеи Франка о том, что нужно говорить не о «русском мировоззрении, а о русских мировоззрениях» – в первую очередь, я-мировоззрениях конкретных мыслителей. И хотя какое-то общее мировоззрение из отдельных систем или учений крупных отечественных мыслителей вынести невозможно – вернее оно носило бы слишком абстрактный характер и вряд ли выглядело бы убедительным – Франк признает, что каждое национальное мышление, в том числе и российское, несет на себе печать самобытности своей культуры. Таким образом, в русской философии присутствуют характерные только для нее духовные тенденции, и вот одна из них уже очевидна – это крайний индивидуализм.
Чтобы проникнуть в сущность, дух и характер русской философии Франк в работе «Русское мировоззрение» обращается к творчеству мыслителей конца ХVIII-ХIХ столетия. Франк, как и Шестов, и Бердяев, и многие другие философы, считает, что «глубочайшие и наиболее значимые идеи были высказаны в России не в систематических научных трудах, а в совершенно иных формах – литературных» и что «своеобразие русского типа мышления» заключается в том, что оно изначально основывается на интуиции (1). Это касается не только писателей, «философски постигающих жизнь», но и «духовных вождей славянофилов» – Хомякова и Киреевского – и их оппонента Чаадаева, а также многих других.
Франк сравнивает русское мировоззрение с другими национальными мировоззрениями, которые, по его мнению, также следует рассматривать в персоналиях и которые, по его мнению, наиболее известны в России и могли оказать существенное влияние на нашу культуру. К таким мировоззрениям он относит английское (Ф.Бекон, Дж.Ст.Милль), французское (Декарт), и особенно немецкое (от теологов Экхарта и Николая Кузанского, до Бёме, Канта, Гегеля, Ницше, включая также романтиков Шиллера и Гете). Франк выбирает в качестве основного направления, к которому тяготеет европейская философия и которое оказало значительное влияние на российскую, р а ц и о н а л и з м. Но несмотря на это влияние с рационалистическим типом мышления «русский дух», по мнению Франка, совершенно не соотносится – он скорее эмпиричен. Опора на опыт определяет и самобытность «русской теории познания», и, соответственно, гносеологии.
Теория познания в русской мысли, вбирая в себя метафизическую традицию религиозного миросозерцания, выльется в философские учения, не имеющие аналогов в Европе (собственно слово «теория» к русской философии вообще не очень подходит, «учение о познании» – термин более широкого значения и потому более подходящий). Таким выдающимся учением Франк считает философию Всеединства Владимира Соловьева, и к таким учениям, безусловно, относится и экзистенциальная онтология самого Франка, в которой одним из центральных вопросов является вопрос о познании – что, строго говоря, не дело онтологии. Тем не менее, онтология, ставя вопросы, не исключает и возможности их познания и разрешения, хотя и не предусматривает теоретического обоснования способов, с помощью которых это возможно осуществить (другими словами, онтология может существовать без гносеологии, а гносеология без онтологии – нет: нечего будет исследовать при помощи тех или иных методов). Философия Франка и не содержит разработку какого-либо метода, но содержит историю адаптации методов европейского мышления в русской мысли. Поэтому его философия остается все же остается в границах онтологии. Экзистенциальна же она по своей сути, поскольку мир, бытие которого интересует Франка, - это мир творческий, мир индивидуального сознания авторов философских учений, рассматриваемых Франком (к национальным духовным тенденциям нужно подходить персонифицировано, через конкретные учения, т.е. изучать мировоззрение следует по персоналиям).
Итак, благодаря Франку, выяснилось, что к характеристикам русской философии, мировоззрения и русской идеи, которая сосредотачивает суть национального мировоззрения, следует отнести: индивидуализм, литературность изложения и интуитивное познание.
1. «Русская идея» Николая Бердяева
Другие философы, выявляющие особенности русского философского мышления, также отмечают трудность определения его общего национального типа. В своей работе «Русская идея» Николай Александрович Бердяев даже цитирует Тютчева: «Умом Россию не понять…». Но в отличие от Франка его не столько интересует, «чем эмпирически была Россия», а, «что замыслил Творец о России». Замысел Творца, по мнению Бердяева, постигаем через «добродетели веры, надежды, любви». В русском опыте, прежде всего историческом, было много отталкивающего. Как и славянофилы, Бердяев считает, что русское сознание есть «вмещение противоположного и непредсказуемого». Бердяев объясняет это прерывистостью российского исторического процесса, но в отличии от славянофилов, он не считает эту прерывистость органичной и естественной. Неровная, сложная, иногда пугающая русская история – источник разных образов русского народа. По мнению Бердяева, Русь на каждом отрезке своего временного развития представляла собой отдельное и особенное государство: Киевская Русь, Русь времени ига, Московская, петровская, светская и будет еще новая, предсказать которую трудно. В определении характера русского народа необходимо выбирать время, век, характеризующий «русскую идею и русское призвание». Как и Франк, Бердяев выбирает век девятнадцатый. Начиная с эпохи АлександраI, Бердяев прослеживает причины и процесс формирования русской интеллигенции. Бердяев считает интеллигенцию исключительно явлением русского социально-исторического процесса: «Русская интеллигенция есть особое лишь в России существующее духовно-социальное образование»(2). Именно благодаря интеллигенции, которая жила будущим и за него готова была идти в тюрьму, на каторгу, на смерть, в России были распространены и популяризированы идеи Гегеля, Шеллинга, Фейербаха и Маркса в той степени, в какой этого не было на их Родине. Только интеллигенция с ее вечной неудовлетворенностью социальным устройством, развитием истории не только в будущем, но и в прошлом, которое и изменить-то нельзя, могла породить движения славянофилов и западников. Рассматривая эти движения, Бердяев приходит к парадоксальному выводу, что и те и другие противопоставляют «буржуазному миру мир русский», который олицетворяет интеллигенция - «образованное меньшинство». Это противопоставление он находит в сочинениях «поздних» славянофилов и западников. Но западник Герцен видит угрозу внутреннего грядущего варвара, который не менее страшен для русской культуры, чем любой, пришедший извне, в том числе и с Запада, которого так боялись славянофилы.
Большое значение в выявлении особенностей русского культурно-исторического типа имела книга «Россия и Европа» неославянофила Данилевского. Данилевский выявляет особый славяно-русский тип, который в общем-то не европейский и не азиатский, что обусловлено этническими и историческими причинами. Славяно-русский тип определяем религиозным, культурным, и общественно-экономическим элементами. Бердяев, полемизируя с Данилевским по поводу отношений общечеловеческой и национальной культуры («родового и видового») приходит к выводу о сосредоточии «универсально-общечеловеческого» в «индивидуально-национальном,.. которое делается значительным именно своим оригинальным достижением этого универсально-общечеловеческого» (3). Эта идея определит многие положения его философии, относительно творчества Достоевского и Толстого, которые «очень русские, они невозможны на Западе, но они выразили универсально-общечеловеческое по своему значению».
Бердяев неоднократно обращается к творчеству своих предшественников (и Данилевского, и его оппонента Владимира Соловьева, и Константина Леонтьева) и, в общем, разделяет их взгляды на особый путь России. Но именно способность русского характера и сознания (как теперь говорят менталитета) выражать общечеловеческое определит позицию Бердяева относительно предназначения русского народа и его неизбежной роли в судьбе мира – русскому народу предстоит разрешить вопросы, перед которыми Запад капитулировал (и в первую очередь, это вопросы морали).
Бердяев, конечно, понимает, что морально-этическая проблематика, поднимаемая в литературе не менее актуальна и для русской философии. Обусловлено это тем фактом, что русская философия Х1Х в. по преимуществу носила религиозный характер (это вообще отличительная черта русской философии). Но историческое Православие, по его мнению, не могло в достаточной степени раскрыть тему человека и его предназначения в мире, ибо христианской истине об образе и подобии человека Богу противостоит антропологическое историческое христианское учение о человеке как о почти неисправимом грешнике. Поэтому, по мнению Бердяева, раскрытие насущных для светской философской мысли социальных вопросов на такой основе трудновыполнима, а вот литературная мысль раскрывает суть человека в самых разных ее социальных проявлениях. Поэтому литературу он считает наиболее универсальной формой для выражения философских идей. Бердяев сам многое сделал для возможности соединения религиозной философской традиции и светской (литературно-философской), продолжив и развив учение Соловьева о Человеке-творце, Богочеловеке.
Одно из первых мест в этом важнейшем процессе он отводит Достоевскому – творчество Достоевского есть лучшее доказательство тому, считает, что русская философская мысль развивалась прежде всего в художественной литературе. Оценивая философскую мысль в литературе – не только в творчестве Достоевского, но и Толстого, Гоголя и др. писателей - Бердяев приходит к выводу, что «русская философия, развивающаяся вне академических рамок, всегда была по своим темам и по своему подходу экзистенциальной»(4).
Бердяев отмечает, что только в начале ХХ в. были оценены результаты русской мысли Х1Х века и подведены некие философские итоги. Это он связывает с философским содержанием критики того времени. Именно в начале ХХ в. критика оценила по достоинству великую русскую литературу, прежде всего Достоевского и Толстого. Правдивость перестала быть основным художественным критерием (как у Добролюбова, Белинского, Писемского). В осмыслении литературного творчества появляется и «двоящаяся мысль»: художественный, созданный, творческий мир становится самоценен - как, например, у Мережковского, который «играет сочетаниями слов, принимая их за реальность»(5), и который действительно видит в Достоевском и Толстом вечных и вполне реальных спутников и собеседников.
В ХХ веке реализм утрачивает свои позиции не только в литературной критике и вообще в искусстве, но и в общественной жизни в целом. Левые интеллигенты и их духовный лидер Чернышевский престают влиять на формирование общественного сознания. Со второй половины 80-х гг. Х1Х в., когда начала образовываться новая «культурно-философская среда», появились новые философские журналы: «Вопросы философии и психологии» под редакцией Грота, «Северный вестник» под редакцией Волынского, журналы ренессансного направления, например, «Вопросы жизни», в котором печатались Мережковский, Минский, Бальмонт, а значит царил символизм и аллегоризм. Так началась эпоха «русского духовно-культурного ренессанса», который левой интеллигенцией был воспринят как измена освободительному движению, предательство народных интересов, как реакция. Отмечая в Ренессансе века 20-го стремление к творческим вершинам 19-го столетия. Бердяев отмечает, что «в пылу борьбы часто недооценивали ту социальную правду, которая была в левой интеллигенции и которая остается в силе»(6).
Тем не менее, Бердяев считает, что «дуализм» и «расколотость» продолжают быть характерными для русского миросозерцания начала ХХ в., в котором смешивается и противостоит не только историческое православие и светское философское мышление, но и «ренессанс христианский с ренессансом языческим» - т.е. общество, проникаясь научными и социальными идеями, часто воспринимая, но не понимая их (т.е. на веру), создает себе новых идолов (и разве он не был прав? – а бородатая троица на всех плакатах как воплощение незыблемых истин?).
Бердяев сравнивает русский Ренессанс с германским, но выделяет типично русские черты – «религиозное беспокойство и религиозное искание, постоянный переход философии за границы познания, а поэзии за границы искусства»(7). Бердяев приходит к выводу, что «русские искания начала Х1Х и начала ХХ веков свидетельствует о существовании русской идеи, которая соответствует характеру и призванию русского народа… религиозного по своему типу и своей душевной структуре» (8). По мнению Бердяева, нигилизм, атеизм и марксизм, попав на русскую почву приобрели религиозную окраску. Русские люди, даже не религиозные, продолжают искать Бога, Божью правду, создавать Царствие Божие на земле, что выражается даже в идее строительства коммунизма (несмотря на воинствующий атеизм Советского государства). И это царствие должно быть для всех, не только для соплеменников и соотечественников. Русский народ соборен – для нас невозможно личное индивидуальное спасение в лучшем мире и невозможно справедливое государство только для нас здесь на земле. Запад не знает «такой коммюнотарности», которая присуща русским, несмотря на то что в отличие от западных европейцев русские люди менее социализированы. По мнению Бердяева, мутации русского сознания в результате революции возможны и даже неизбежны, но божий замысел о народе изменить нельзя, русский человек сохранит его в своей душе, останется ему верным несмотря ни на что.
_____________________________
(1)Франк. С.Л. Русское мировоззрение. Спб. Наука, 1996. С.163.
(2)Бердяев Н.А. Русская идея. Основные проблемы русской философской мысли Х1Хв. и нач ХХв. Париж, 1946. С.23
(3)Там же. С.30
(4)Там же. С.49
(5)Там же. С.238
(6)Там же. С.239
(7)Там же. С.265.
(8)Там же. С.266
Совокупность разнородных концепций русских мыслителей: В. Соловьев, Е. Трубецкой, Вяч. Иванов, С. Франк, Г. Федотов, И. Ильин, Н. Бердяев и др.
Термин введен В.Соловьевым (1888). Однозначного, «научного» определения теории «Русской идеи» не существует.
Данное понятие используется для:
Понимания русского самосознания, культуры;
Национальной и мировой судьбы России, ее наследия и будущности;
Путей соединения народов и преобразования человечества.
«Русская идея» В.С. Соловьева (1853-1900) Эволюция взглядов:
1. Первоначально - надежды на русский народ как носителя будущего религиозно-общественного возрождения (идея близкая к славянофильству).
2. Затем - учение о вселенской теократии (с 1883).
3. В 1888 – доклад «Русская идея» в Париже – о смысле существования России во всемирной истории.
Сущность теории «Русской идеи» (по В. Соловьеву):
Органическое единство государства, церкви и общества. В результате – христианское преображение жизни, ее построение на началах истины, добра и красоты;
Отрицание односторонней этнической, прорусской ориентации (в отличие от панславизма славянофилов). Призыв к восточно-западному единству народов при ведущей роли России в рамках учения о вселенской теократии .
Россия должна подчинить власть государства авторитету «вселенской церкви» , отведя подобающее место «общественной свободе».
«Русская идея» Н. А. Бердяева (1874-1948) Работа «Русская идея» (1946)
Завершение теории «Русской идеи». Не согласен с трактовкой «Русской идеи» В.Соловьевым.
«Русская идея» (по Н. Бердяеву):
У России собственные национальные и духовные интересы. Специфика русского пути цивилизации;
Западная культура завершила гуманистическую стадию своего развития. Россия не может перенять западный гуманизм с его серединностью (постепенностью) , т.к. русские – радикалисты по своей природе. Отсюда - и победа большевизма в 1917;
Большевизм (в свою очередь) можно победить не материально, а только духовно , медленным процессом религиозного покаяния и возрождения . Для этого необходимо – движение к новой общественности;
Русская интеллектуальная история есть целостное явление (Петр I, декабристы, Ленин, Федоров).
Выводы: Теория «Русской идеи» сыграла важную роль в развитии русской философии, самосознания, послужила обоснованием культурного подъема в России начала XX века.
52. Проблема смысла жизни в русской философии
Вопрос о смысле и цели жизни – один из основных в философской антропологии.
Представители материализма обращаются к рассмотрению объективной действительности и реальной жизнедеятельности людей. Представители идеалистических направлений устремляют свой взгляд к Богу, к разуму, духу, идеям и т. д.
Н.А. Бердяев утверждал, что философия есть поиск смысла жизни, а религия - его реализация .
Русская философия о смысле жизни
Представители русской философии конца XIX - начала XX веков указывают на бессмысленность поиска жизненных целей в рамках только биологической или только психофизиологической жизни человека. Что можно этому противопоставить?
Толстой Лев Николаевич (1828-1910), писатель, религиозный мыслитель.
Смысл жизни и ее цель заключается в самосовершенствовании личности.
Только религиозная вера раскрывает перед человеком смысл его жизни, направляет его на путь совершенствования себя и общества .
«Цель жизни только одна: стремиться к тому совершенству , которое указал нам Христос, сказав: «Будьте совершенны, как Отец ваш небесный». Эта единственная доступная человеку цель жизни достигается не аскетизмом, а выработкою в себе любовного общения со всеми людьми .
Практическое средство для осуществления этой цели Толстой видит в принципе «непротивление злу насилием ». Только добро, встречая зло и не заражаясь им, побеждает зло. Осуждая одинаково за насилие и правительство, и революционеров, Толстой даёт следующие рекомендации практической этики :
Перестать самому делать прямое насилие, а так же и готовиться к нему;
Не принимать участия, в каком бы то ни было насилии, делаемом другими людьми;
Не одобрять никакого насилия.
Трубецкой Евгений Николаевич (1863-1920), философ, государственный деятель.
Бессмысленно искать смысл жизни только в рамках биологического существования. Первое, в чем проявляется присущее человеку искание смысла - цели жизни, есть «жестокое страдание от окружающей нас бессмыслицы». Тот смысл, который мы ищем, в повседневном опыте нам не дан и нам не явлен; весь этот будничный опыт свидетельствует о противоположном - о бессмысленности.
Работа «Смысл жизни» (1918):
Вопрос о всесильном и всепобеждающем смысле есть вопрос о Боге . - Бог, как жизненная полнота, и есть основное предположение всякой жизни. Это и есть то, ради чего стоит жить и без чего жизнь не имела бы цены.
Верить в эту очевидность - именно и значит верить в победу жизни над величайшей мукой, верить в упразднение смерти. Цель всякого жизненного стремления есть полнота жизни вечной, неумирающей.
Роковое отделение мира от Бога , - вот в чем основная неправда его существования: эта неправда выражается в присущем каждой твари эгоизме , в стремлении поставить свою жизнь и свою волю как высшее и безусловное. Иначе говоря, основное проявление неправды в мире есть его практическое безбожие ; но в этом же заключается и первоисточник смерти : тварь, оторванная от первоисточника жизни, тем самым обречена на дурную бесконечность взаимного истребления и смерти.
Первое, в чем должно обнаружиться воссоединение твари с Богом и, соответственно с этим, - осуществление безусловного смысла и правды в мире, это - полное внутреннее преодоление тварного эгоизма, отказ твари от собственной воли и полная, беззаветная ее отдача себя Богу. Это - решимость не иметь собственной жизни , а жить исключительно жизнью божественною , стать сосудом Божества .
Ведь если Бог есть жизнь, то смерть, царящая в этом мире, возможна лишь как последствие отчуждения мира от Бога. Умирает все то, что оторвано от Бога, все то, что ищет отдельной от Него жизни. Тварь, вернувшаяся к источнику жизни, тем самым оживает.
Франк Семён Людвигович (1877-1950, Лондон),
религиозный философ, сын врача. Приват-доцент Петербургского университета.
Работа С. Франка «Смысл жизни » (1926):
Для того чтобы жизнь имела смысл, необходимы два условия : существование Бога и наша собственная причастность ему , достижимая для нас в жизни в Боге или божественной жизни .
Искание Бога есть уже действие Бога в человеческой душе . Не только Бог есть вообще, - иначе мы не могли бы Его помыслить и искать. Он в нас действует , и именно Его действие обнаруживается в нашем беспокойстве, нашей неудовлетворённости, нашем искании.
Добро, вечность, полнота блаженной удовлетворённости, как и свет истины - всё то, что нам нужно для того, чтобы наша жизнь обрела смысл.
Человек, если твёрдо усвоит и верно усвоит Слово Божие , то жизнь будет иметь смысл, и этот смысл легко и просто осуществится для каждого из нас, - ибо Бог с нами, в нас.
Смысл жизни в её утверждённости в вечном. Чтобы существенно изменить нашу жизнь и исправить её, мы должны усовершенствовать её сразу как целое. Единственное дело, осмысливающее жизнь есть не что иное, как действенное соучастие в Богочеловеческой жизни . И мы понимаем слова Спасителя, на вопрос: «Что нам делать?», отвечавшего: «Вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал». (Ев. Иоанн, 6, 29).
Жизнь осмысливается только отречением от её эмпирического содержания ; Жизнь как наслаждение, власть, богатство, как упоённость миром и самим собой есть бессмыслица ; жизнь как служение есть Богочеловеческое дело и, следовательно, всецело осмысленно. Но нужно помнить, что человек праведно свободен от мирского труда и мирской борьбы только в том случае, если он в своей духовной жизни осуществляет ещё более тяжкий труд , ведёт ещё более опасную и трудную борьбу.
Другой вершиной русской философской мысли, был Николай Александрович Бердяев (1874 -1948) также во многом определивший становление отечественной культурологии. Он происходил из аристократической семьи. Еще до Октябрьской революции приобрел широкую популярность как социальный мыслитель и публицист, пройдя путь от революционных увлечений, ареста и ссылки, через «легальный марксизм», богоискательство и религиозную философию о мирового признания в качестве одного из основоположников персонализма и экзистенциализма. В 1922 г. по инициативе В.И. Ленина он вместе с большой группой (около 200 человек) виднейших представителей духовной элиты России был выслан за границу с запретом возвращаться на Родину под угрозой расстрела. Живя и работая сначала в Германии, а с 1924 г. во Франции, Н.А. Бердяев в условиях полного искоренения немарксистской общественной мысли в СССР стал самым известным, если не единственным русским философом, признаваемым на Западе. При этом надо отметить завидную взвешенность и беспристрастность его суждений о русской революции, ее вождях, об официальном православии, о капитализме и социализме, о послереволюционной советской истории, за что как правые, так и левые интеллектуальные круги эмиграции относились к нему достаточно насторожено. По коренному вопросу, затрагивающему судьбы отечественной культуры – имеется в виду извечный спор между славянофилами и западниками, - Бердяев так сформулировал свою позицию: «Русское самосознание не может быть ни славянофильскими, ни западническими, так как обе эти формы означают несовершеннолетие русского народа, его незрелость для жизни мировой, для мировой роли».
Не вдаваясь подробно в собственно философские взгляды Н.А. Бердяева, отметим только, что их центральными понятиями стали «личность», «свобода», «существование», «творчество», это последнее – как проявление в человеке Бога, боготворческий процесс, «рождение Бога в человеке и человека в Боге». Будучи одним из первых экзистенциалистов и персоналистов, философ, находившийся под сильным влиянием Ф.М. Достоевского и Вл. Соловьева, сам себя называл «верующим вольнодумцем». Впрочем, выразительнее всего свое место в современной ему философии он определил сам: «Я нахожусь в совершенном разрыве со своей эпохой. Я воспеваю свободу, когда моя эпоха ее ненавидит, я не люблю государства и имею религиозно-анархическую тенденцию, когда эпоха обоготворяет государство, я крайний персоналист, когда эпоха коллективистична и отрицает достоинства и ценность личности, я не люблю войны и военных, когда эпоха живет пафосом войны, я люблю философскую мысль, когда эпоха к ней равнодушна, я ценю аристократическую культуру, когда эпоха ее низвергает, наконец, я исповедую эсхатологическое (предвещающее «конец света») христианство, когда эпоха признает лишь христианство традиционно-бытовое. И я чувствую себя обращенным к векам грядущим».
Творческое наследие Бердяева по тематике и жанровому характеру весьма разнообразно и до сих пор опубликовано не полностью. Помимо многочисленных статей им создано более 40 книг – от фундаментальных философских трактатов («Философия свободного духа», 1927 и др.), до историко-культурных («Судьба России», 1918; «Русская идея», 1946 и др.), литературоведческих («Миросозерцание Достоевского», 1923) и даже «исповедальных» эссе типа «Самопознание» (1947) – труда, который сам автор называл «философской автобиографией». Несмотря на то, что работ посвященных общей теории культуры у Бердяева нет, ее проблемы буквально «притягивают» едва ли не все его сочинения, и отделить собственно культурологический материал от общефилософского порой не представляется возможным. Отнюдь не претендуя на полноту охвата темы «Бердяев и вопросы культуры», выделим лишь некоторые узловые моменты его творчества, которые с этой точки зрения представляются в наши дни наиболее важными. Во-первых, вслед за Чаадаевым Бердяев попытался ответить на вопрос: что такое русский народ в общем контексте европейских народов, каковы его культурно-исторические и психологические особенности? Во-вторых, он достаточно убедительно вскрывал давние духовные истоки русских революций и их пагубное воздействие на судьбы национальной культуры. В-третьих, в условиях непримиримой вражды между «капитализмом» и «социализмом» он сделал попытку объективно оценить, насколько и та, и другая формы сознания отвечают религиозному, а следовательно, и культурному идеалу человечества. В-четвертых, он уделил большое внимание разработке таких основополагающих для нашей дисциплины тем, как нация и культура, общечеловеческое и национальное в культуре, война и культура и др. Многие из перечисленных вопросов ставились Бердяевым впервые, смело и оригинально, и позднее заняли важное место в формирующейся науке – культурологии.
Стремление Бердяева выявить и описать русскую самобытность опиралось на славянофильскую традицию, но в конечном счете восходило к немецкой классической философии, которая рассматривала нацию как некую коллективную личность, имеющую собственную индивидуальность и свое особое призвание. Отсюда и широкое использование соответствующей терминологии – «дух народа», «душа народа», «характер народа» - понятий, на первый взгляд достаточно архаичных и неопределенных, однако и поныне легко воспринимаемых нашим сознанием наряду с современной этнопсихологической терминологией.
Следует отметить, что правильно понять свой народ (так же как и себя) можно лишь путем объективного сравнения с другими народами (личностями) при условии глубокого знания их. В этом смысле Бердяев имел огромные преимущества: он отлично знал языки, долгие годы жил за границей, "целиком проникся культурой Запада и как мыслитель был лишен национальной пристрастности. Он оставив массу тонких наблюдений об особенностях жизни и характера многих европейских народов - немцев, поляков, французов, англичан - попытался дать исчерпывающий, хотя и не во всем верный, нравственный "портрет" и трагическую духовную "биографию" русской нации.
Как же понимал Бердяев "русскую душу"? Прежде всего он связывал ее неповторимость с огромными российскими просторами, утверждая, что пейзаж русской души соответствует "пейзажу" русской земли с ее широтой, безграничностью и устремленностью в бесконечность. В России, говорил он, духи природы еще не окончательно скованы цивилизацией, как это имеет место на Западе. Западная душа гораздо более рационализирована, упорядочена, чем русская, в которой всегда остается иррациональный момент. Русские как бы "подавлены" необъятными полями и необъятными снегами, "растворены" в этой необъятности. Сравнивая русского с немцем, который "чувствует себя со всех сторон сдавленным как в мышеловке" и ищет спасения в организованности и напряженной активности, Бердяев дает объяснение многим нашим бедам: "Ширь русской земли и ширь русской души давили русскую энергию, открывая возможность движения в сторону экстенсивности. Эта ширь не требовала интенсивной энергии и интенсивной культуры". Уже в наше время наглядным подтверждением этих мыслей Бердяева, помимо нынешних успехов Германии, являет пример Япония, где крайняя ограниченность территории и природных богатств стала мощным стимулом научно-технического прогресса.
С ширью русской земли связывал Бердяев и такие национальные особенности нашего народа, как склонность к бюрократической централизации власти, стихийность и иррациональность политической жизни, ослабленность частнособственнических инстинктов и индивидуализма, слабая способность к самоорганизации. И здесь, пожалуй, лучше всего предоставить слово самому философу: "Интересы создания, поддержания и сохранения огромного государства занимают совершенно исключительное и подавляющее место в русской истории. Почти не оставалось сил у русского народа для свободной творческой жизни, вся кровь шла на укрепление и защиту государства... Личность была придавлена огромными размерами государства, предъявившего непосильные требования. Бюрократия развивалась до размеров чудовищных". «В России есть трагическое столкновение культуры с темной стихией.В русской земле, в русском народе есть темная в дурном смысле иррациональная, непросветленная и не поддающаяся просветлению стихия…», она « реакционная в самом глубоком смысле слова. В ней есть вечная мистическая реакции против всякой культуры, против личного начала, против прав и достоинства личности, против всяких ценностей. «Душа России - не буржуазная душа, - душа не склоняющаяся перед золотым тельцом, и уже за одно это можно любить ее бесконечно". "Русский никогда не чувствует себя организатором. Он привык быть организуемым". А разве не актуально в наши дни звучат следующие слова Бердяева: "Россия погибает от централистского бюрократизма, с одной стороны, и темного провинциализма, с другой. Децентрализация русской культуры означает не торжество провинциализма, а преодоление и провинциализма и бюрократического централизма, духовный подъем всей нации и каждой личности... Нельзя предписать свободу из центра - должна быть воля к свободе в народной жизни, уходящей корнями в недра земли".
В пестрой мозаике высказываний Бердяева о самых общих особенностях русского социума обращает на себя внимание тезис о преобладании в нем коллективности в ущерб развитию индивидуального начала. "Россия. - писал философ, - все еще остается страной безличного коллектива", которому свойственен "государственный дар" «Покорности и смирения перед лицом авторитета общины. В религиозной сфере, во многом определявшей жизнь России, это явление «мучило название "соборности", т.е. добровольного соединения индивидов на основе любви к Богу и друг к другу, в отличие от принудительного социалистического коллективизма, целью которого провозглашается не духовное, а материальное процветание. Лучше всего понять, что такое соборность, можно, обратившись к следующей ее образной характеристике, принадлежащей Л.Н. Толстому: "Сойтись из настоящему могут люди только в Боге. Для того, чтобы людям найтись, им не нужно идти навстречу друг другу, а нужно всем идти к Богу. Если бы был такой огромный храм, в котором свет шел бы сверху, только в самой середине, то для того, чтобы сойтись людям в этом храме, им всем надо было бы только идти на свет в середину. То же и в мире. Иди все люди к Богу, и все сойдутся" Впрочем, врожденный коллективизм русских людей после революции не без успеха эксплуатировался и большевистскими вождями для разрушения самой церкви и "строительства социализма"
Бердяев много писал еще об одной черте русского народа, пагубное влияние которой в нашей жизни ощущается до сих пор. Имеется в виду национальная склонность к "шараханию" от одной крайности к другой, "контрастность" поведения, отсутствие у русских людей некой "серединной" устойчивости, готовности к идейным и политическим компромиссам. Даже в труде, проявляя порой незнакомую западному человеку самозабвенность, русский человек после этого так же неистово пьянствует и «гуляет». По мнению Бердяева «русский народ наименее мещанский из народов, наименее детерминированный, наименее прикованный к органическим формам быта, наименее дорожащий установленными формами жизни. В русском человеке легко обнаруживается нигилист. Наряду с низкопоклонством и рабством легко обнаруживается бунтарь и анархист. Все протекает в крайних противоположностях". Порой бердяевская критика наших национальных недостатков приобретает "русофобский" характер и при всей ее конструктивности представляется несправедливой: "...И колеблется русский человек между началом звериным и ангельским, мимо начала человеческого. Для русского человека так характерно это качание между святостью и свинством. Русскому человеку часто представляется, что если нельзя быть святым и подняться до сверхчеловеческой высоты, то лучше уж оставаться в свинском состоянии, то не так уж важно, быть ли мошенником или честным. А так как сверхчеловеческое состояние святости доступно лишь очень немногим, то очень многие не достигают и человеческого состояния, остаются в состоянии свинском". Пожалуй, так же несправедливо и другое, уже славшее хрестоматийным утверждение философа о преимущественно женском, даже "бабьем" начале русской нации, якобы готовой отдаться на милость победителя-мужчины, то ли в лице собственного "вождя", то ли в лице пришлых "варягов". К сожалению, подобным утверждениям созвучны и слова другого русского мыслителя, современника Бердяева - Д.С. Мережковского: "Кнут не мука, а впереди наука. Палка нема, а дает ума. Нет того спорее, чем кулаком по шее. - Это в народной мудрости, но это же в сознании просвещенных людей".
Было бы ошибкой считать, что Бердяев выискивал в русском народе лишь отрицательные качества, хотя, горячо любя свою Родину и будучи истинно русским человеком, он несомненно делал акцент на национальных недостатках с целью их исторического преодоления Он высоко ценил русскую душевность, сердечность, непосредственность, а также воспитанные религией такие качества, как склонность к покаянию, поиски смысла жизни, нравственное беспокойство, материальную неприхотливость, доходящую до аскетизма, способность нести страдания и жертвы во имя веры, какой бы она ни была, а так же устремленность русских людей к некоему духовному идеалу, далекому от прагматизма европейских народов. Русская женщина, например, скорее не любит мужчину, а «жалеет», и если на Западе любят сильных и победителей, то в России – слабых и неудачников, а к богатству относятся, как к «греху», и богатых не прощают.
Для правильного понимания русской культуры представляют несомненный, и не только теоретический. интерес мысли Бердяева характере и глубинных, чисто национальных истоках революционных и освободительных движений н России от реформ Петра до Октябрьской революции 1917 года. Вопреки распространенному мнению о том, что "Великий Октябрь" и большевизм были "исторической случайностью", неким искусственно созданным "зигзагом" русской судьбы, Бердяев покачал, что они явились неизбежным следствием самого характера народа, его "душевной структуры", всей его противоречивой истории. Он писал, что возможность "либеральной" революции в России была утопией, не соответствующей русским традициям, господствовавшим в стране идеям; она могла быть только социалистической и только тоталитарной, ибо русский духовный склад "имеет склонность к тоталитарным учениям и тоталитарным миросозерцаниям". "Приемы Петра были совершенно большевистскими, - говорил философ, словно подхватывая мысль Пушкина о его сходстве с Робеспьером, подчеркивая общность национальной психологии первого русского императора и его отдаленных рабоче-крестьянских потомков. Не случайно, такие фигуры, как Петр и Иван Грозный, в отличие от Екатерины II и Александра 1, пользовались большой симпатией Сталина и его идеологических клевретов. Естественно, Бердяев как религиозный философ, разделявший идеи «всеединства», не одобрял "великих потрясений", связанных с разрушением национальных культурных ценностей, будь они венценосными реформаторами или комиссарами в кожанках. Однако он считал, что произошедший у нас после Октября 1917 года разгром духовной культуры был только "диалектическим моментом" в ее судьбе и что все творческие идеи прошлого вновь будут иметь определяющее значение, ибо духовная жизнь не может быть угашена, она бессмертна.
Трезво оценивая сильные и слабые стороны русского народа, Бердяев считал, что в его бедах, помимо бездарных и малокультурных руководителей, в немалой степени виновны две влиятельные общественные силы: "прекраснодушная", но недостаточно ответственная интеллигенция и ортодоксально-консервативное дореволюционное духовенство, глухое к страданиям народа. О первой он писал так: "Вся история русской интеллигенции подготовила коммунизм (имеется в виду вся наша послереволюционная практика). В коммунизм вошли знакомые черты: жажда социальной справедливости и равенства, признание классов трудящихся высшим человеческим типом, отвращение к капитализму и буржуазии, стремление к целостному миросозерцанию и целостному отношению к жизни, сектантская нетерпимость, подозрительность и враждебное отношение к культурной элите, исключительная посюсторонность, отрицание духа и духовных ценностей, придание материализму почти теологического характера". Иными словами, интеллигенция подготовила и сделала революцию, которая затем "пожрала" своих творцов.
Что касается духовенства и официального православия в целом, то Бердяев обвинял их в том, что они не выполнили своей миссии преображения жизни, поддерживая строй, основанный на неправде и гнете. Именно христианство во всей его полноте, по мысли Бердяева, должно было осуществить правду коммунизма, и тогда не восторжествовала бы его ложь. Отмечая, что в Евангелии, в апостольских посланиях и в сочинениях большей части учителей церкви мы находим осуждение богатых и богатства и утверждение равенства всех людей перед Богом, Бердяев обвинял официальное православие в измене заветам Христа и извращении христианства в интересах господствующих классов. "У Св. Василия Великого, и особенно у Св. Иоанна Златоуста, - писал он, - можно встретить такие резкие суждения о социальной неправде, связанной с богатством и собственностью, что перед ними бледнеют Прудон и Маркс.
В целом в результате личного опыта и обширных книжных знаний у Бердяева сложилось очень горькое чувство истории. Он писал: "Периодически являются люди, которые с большим подъемом поют: "От ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови, уведи меня в стан умирающих за великое дело любви" (Некрасов). И уходят, несут страшные жертвы, отдают свою жизнь. Но вот они побеждают и торжествуют. И тогда они очень быстро превращаются в "ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови". И тогда являются новые люди, которые хотят уйти в "стан умирающих". И так без конца совершается трагикомедия истории. Только Царство Божье стоит над этим".
Осуждая большевизм в политике, Бердяев в области экономики, подобно многим советским экономистам сталинской и постсталинской поры, недооценивал объективные экономические законы, считал их "выдумками буржуазной политической экономии" и, говоря современным языком, был сторонником "социализма с человеческим лицом". "Можно мыслить коммунизм в экономической жизни, соединенный с человечностью и свободой", - утверждал он, однако добавлял, что "это предполагает иной дух и иную идеологию".
Другим моментом, вызывавшим особую неприязнь Бердяева к марксизму и, особенно, к ленинизму, была их воинственная антирелигиозная направленность. И объяснялось это, по мнению философа, не столько концептуальной сутью исторического материализма, сколько чувством соперничества в борьбе за души людей: "Коммунизм не как социальная система, а как религия, фанатически враждебен всякой религии, и более всего христианской. Он сам хочет быть религией, идущей на смену христианству, он претендует ответить на религиозные запросы человеческой души, дать смысл жизни", - писал Бердяев.
Помимо разработки вопросов о русской национальной специфике и ее истоках, о пагубном влиянии революций на судьбы культуры, о несовместимости религиозного гуманизма с буржуазным строем и о генетической близости христианских и коммунистических идеалов, Бердяев много внимания уделял и таким проблемам, как национальные и общечеловеческие аспекты культуры (культура и война, культура и политика и многие другие), неизменно выступая последовательным сторонником единства и духовного суверенитета народов, убежденным антимилитаристом и демократом. Более подробно эти взгляды будут освещены далее при разборе соответствующих тем.